Лесли О`Грейди - Музыка страсти
Грей сдержал свое слово.
В каком бы уголке усадьбы ни появлялась Лалла, нигде, слава Богу, она не находила следов Роллинза. Они с Дейзи могли путешествовать верхом, не опасаясь, что из-за деревьев неожиданно появится страшное бородатое лицо с дьявольски сверкающими глазами.
Но несмотря на то что просьба Лаллы была выполнена, в их отношениях с Греем ничего не изменилось. Встречая ее за обедом или во время прогулки, он оставался неизменно вежлив и обходителен, однако сохранял дистанцию. И хотя эта манера держаться не сулила ей ничего хорошего, Лалла все же предпочитала такого Грея – по крайней мере она чувствовала себя спокойно.
Однако в долгой череде однообразных дней наступил один, когда Лалла осознала наконец, как ошибалась, перестав бояться Грея Четвина. Именно этот человек по-прежнему представлял для нее огромную опасность.
Обычно после ленча Лалла удалялась в свою временную художественную студию. В этой комнате, расположенной в дальнем крыле большого дома, вдали от суматохи и шума, она могла чувствовать себя свободно.
Рисуя, она мысленно постоянно возвращалась к самым первым месяцам своей жизни во Франции, когда весь мир казался ярким, сочным и свежим, словно красочная детская книжка, когда она упивалась радужными грезами и не хотела вспоминать о прошлом.
Однажды днем, недели через две после приезда в Дикие Ветры, Лалла стояла за мольбертом, заканчивая пейзаж, и была так поглощена работой, что не услышала, как приоткрылась дверь детской. Однако она тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Лалла обернулась и увидела стоящего в дверях Грея, который устремил на нее взгляд, полный любопытства.
Чуть кивнув, она продолжала писать, хотя кисть в ее руках задрожала и перестала слушаться. Ей снова вспомнились первые годы жизни в Париже. Тогда она часто представляла себе подобную сцену: Грей в безмолвии застыл над одним из ее творений, пораженный ее талантом. Он наконец понимает, что она никогда не выйдет за него замуж, потому что должна посвятить свою жизнь искусству.
Насмешливый голос Грея моментально отрезвил ее:
– Плоховато у тебя получается.
Не отрываясь от работы, Лалла вспыхнула:
– По-моему, тебе это особенно приятно, Грей Четвин. Тебя радуют мои неудачи?
– Мне очень жаль, Лалла, – наконец сказал он, довольно долго обдумывая ответ, – но художника из тебя не получилось. Не надо было затевать учебу. Может быть, тебе это неприятно слышать, но, по-моему, это занятие абсолютно бесперспективное.
Слова, слетевшие с уст Грея, моментально сбросили ее с облаков на землю, настолько бесстрастно они прозвучали. Кровь прилила к щекам Лаллы, слезы готовы были хлынуть из глаз, но она, надменно улыбнувшись, произнесла:
– Благодарю. – Презрение было замаскировано изысканной вежливостью.
Лалла чуть отступила от мольберта, решая, над каким фрагментом пейзажа требуется еще поработать, и заговорила снова:
– Да, Грей, я хотела стать настоящим художником. Я мечтала об этом. Ведь живым примером мне служили мои сестры. Еще бы – Миранда стала известным врачом, а Порция достигла огромных успехов на подмостках. За три года я потратила уйму усилий и денег на обучение, и вот однажды один из преподавателей посоветовал мне оставить это занятие… – Она глубоко вздохнула. – Видишь, Грей, художницы из меня не получилось. Я всего лишь жалкая посредственность.
– Прости, я был слишком резок, – неожиданно грустно произнес он. – Наверно, после подобного приговора у тебя просто руки опустились.
– Конечно, я была на грани катастрофы, – призналась Лалла. – Но потом поняла, что могу найти применение своему таланту в иной сфере.
– И что же это за талант?
– Я решила, что бесполезно тратить силы на искусство, в котором все равно не достигнешь высот. Я стала своеобразным магнитом, притягивающим к себе людей из мира искусства. Я объединила вокруг себя художников различных стилей и взглядов. Моя квартира в Париже постепенно превратилась в своеобразный центр, куда съезжаются люди искусства со всей округи, и я счастлива, когда слышу у себя в доме несмолкаемый гул голосов.
Лалла вся сияла, надеясь услышать одобрение. Однако она ошибалась. Грей сдвинул брови и пожал плечами.
– И для этого нужно было уезжать в Париж? Не проще ли назвать вещи своими именами: ты стала обычной хозяйкой домашнего салона, каких полно в Нью-Йорке, и никто из них не считает умение принимать гостей каким-то особым даром.
Увы, Лалла не встретила у Грея понимания. Что ж, глупо было ждать обратного. Поэтому она печально продолжала:
– Да, ты прав, Грей. Но я должна была ехать в Париж. Должна! Мне хотелось свободы. И там, в огромном городе, я наконец обрела независимость.
Он бросил на девушку гневный взгляд и неторопливо прошел в дальний угол детской, где пылилась старая деревянная лошадка на колесах. Эта игрушка была, наверно, ровесницей Грея и Дейзи и помнила их детские забавы. Она вся потрескалась от времени, а краска поблекла и кое-где стерлась. Грей усмехнулся и принялся катать лошадку взад-вперед. Скорее всего он собирается с мыслями, чтобы сказать что-то важное, подумала Лалла. Внезапно он выпрямился, заложив руки за спину, и взглянул на нее исподлобья:
– Почему ты не приняла тогда предложения стать моей женой, Лалла? Настало время сказать правду… если ты не против, конечно.
Сказать правду… Она никогда не говорила ему об истинной причине своего отказа. Да он никогда бы и не поверил. Поэтому она только повторила слова, которые десятки раз мысленно произносила в течение последних лет.
– Ты хочешь знать правду? Ну что ж, я скажу. Да, тогда я отказала тебе, но ты никогда не делал мне предложения руки и сердца так, как это принято в обществе. Ты даже не просил меня – ты требовал, чтобы я стала твоей женой. Можно подумать, я была для тебя товаром, вещью, которую ты собирался приобрести, а не женщиной твоей мечты. Ты хотел превратить меня в свою собственность, Грей. Но ты не любил меня, не желал, как желают женщину.
Грей вскинул брови. Последние слова явно заинтриговали его, и Лалла почувствовала, как из темного угла комнаты холодные голубые глаза внимательно изучают ее.
– Я не любил тебя? Не желал? – спросил он вполголоса. – Как же тогда назвать все то, что происходило между нами? И ты заявляешь, что я хотел обладать тобой как вещью! Опомнись, Лалла!
Девушка приложила обе руки к груди, стремясь унять бешеное сердцебиение. О чем еще собирается говорить с ней этот ужасный человек? Каких признаний хочет добиться?
– Ах, Грей, я не отрицаю физического влечения к тебе. – Она снова ощутила его мягкие пальцы на своей груди. Оглянувшись на мгновение, Лалла заметила, что голубые глаза Грея потеплели, и поспешила добавить: – Но когда мы вновь возвращались в повседневную жизнь, ты меня ни во что не ставил. Ты всегда поступал, как считал нужным, не сомневаясь в собственной правоте. Мне казалось, что ты уже никогда не изменишься.
